Кар­ти­на «Ут­ро на Ку­ли­ко­вом по­ле». Бубнов А. П.

В годы Ве­ли­кой Оте­чес­твен­ной во­йны с осо­бен­ной си­лой, по-но­во­му мы ощу­ти­ли связь собы­тий прош­ло­го и нас­то­яще­го, и ве­ли­кие об­разы тех вре­мен, ког­да Русь в жес­то­ча­йшей борь­бе от­ста­ива­ла свою не­за­ви­си­мость, слов­но ожи­ли пе­ред на­ми.

В со­вет­ской ис­то­ри­чес­кой жи­во­пи­си по­явил­ся целый ряд про­из­ве­де­ний на темы рус­ской ис­то­рии. Соз­данные в этот пе­ри­од холсты Н. П. Уль­яно­ва, М. И. Ави­ло­ва, Е. Е. Лан­се­ре, П. Д. Ко­ри­на, раз­личные по ма­не­ре и твор­чес­ко­му ме­то­ду, объ­еди­нены чув­ством люб­ви к рус­ско­му на­ро­ду и гор­дос­ти за не­го, за его ве­ли­кое прош­лое.

А. П. Буб­нов в это вре­мя ра­бо­тал над кар­ти­ной, ко­то­рой суж­де­но бы­ло стать од­ним из луч­ших про­из­ве­де­ний со­вет­ской ис­то­ри­чес­кой жи­во­пи­си. Ху­дож­ник об­ра­тил­ся к по­бе­до­нос­ной борь­бе на­ро­да про­тив мон­го­ло-та­тар­ско­го ига в XIV ве­ке.

У ху­дож­ни­ка есть эс­киз, да­ти­ро­ванный 1938 го­дом; он изоб­ра­жа­ет во­ина в коль­чу­ге на фо­не ве­чер­не­го зим­не­го пе­йза­жа. Хо­тя в этом эс­ки­зе нет ни яс­но­го замы­сла, ни оп­ре­де­лен­но­го сю­же­та, он сви­де­тель­ству­ет о том, что Буб­но­ва дав­но вол­но­ва­ли об­разы да­ле­ко­го прош­ло­го; но они бы­ли аморфны, не на­хо­ди­ли еще сво­его воп­ло­ще­ния в свя­зи с кон­кретным ис­то­ри­чес­ким сю­же­том.

В 1942 го­ду Буб­нов пи­шет эс­киз «Пе­ред бит­вой на Чуд­ском озе­ре».
Эс­киз этот не име­ет пря­мо­го от­но­ше­ния к кар­ти­не «Ут­ро на Ку­ли­ко­вом по­ле». Об­раз ее здесь не вы­ри­совы­ва­ет­ся да­же приб­ли­зи­тель­но, хо­тя не­ко­торы­ми де­та­ля­ми ху­дож­ник вос­поль­зо­вал­ся впос­лед­ствии для кар­тины. Так, мы уз­на­ем фи­гу­ру во­ина со щи­том, сто­яще­го на пер­вом пла­не, си­лу­эты ко­пий на фо­не не­ба и т. п. Но замы­сел ее, ви­ди­мо, по­явил­ся поз­же. На не­го на­тол­кну­ло ху­дож­ни­ка изу­че­ние древ­ней рус­ской ис­то­рии и же­ла­ние воп­ло­тить вол­но­вав­шую его те­му: ге­ро­изм на­ро­да, осоз­нав­ше­го свое на­ци­ональ­ное дос­то­ин­ство, объ­ято­го го­тов­ностью сбро­сить ино­зем­ное иго. Пос­ле чте­ния и изу­че­ния ис­то­ри­чес­кой ли­те­ра­туры Буб­нов при­хо­дит к окон­ча­тель­но­му ре­ше­нию пи­сать кар­ти­ну о бит­ве на Ку­ли­ко­вом по­ле.

Са­мо вре­мя тре­бо­ва­ло мо­ну­мен­таль­но-эпи­чес­ко­го ре­ше­ния за­да­чи, и имен­но в этом нап­рав­ле­нии шла по­лу­то­ра­го­до­вая под­го­то­ви­тель­ная ра­бо­та ху­дож­ни­ка.

Мно­го­чис­ленные эс­кизы к кар­ти­не по­казы­ва­ют сложный путь ху­дож­ни­ка, ищу­ще­го на­ибо­лее пол­ное вы­ра­же­ние идеи не­по­бе­ди­мос­ти рус­ско­го на­ро­да, спло­чен­но­го и мо­гу­щес­твен­но­го.

В кар­ти­не ху­дож­ник не раз­верты­ва­ет пе­ред на­ми ши­ро­кую па­но­ра­му битвы и не рас­сказы­ва­ет о ка­ком-ли­бо эпи­зо­де. Он по­казы­ва­ет ожи­да­ние битвы, ожи­да­ние, пол­ное ед­ва сдер­жи­ва­емо­го не­тер­пе­ния, про­ник­ну­тое ве­рой в по­бе­ду. Ран­нее ут­ро. Рус­ское во­йс­ко сто­ит сре­ди по­ля не­под­виж­но и мол­ча­ли­во. Но как об­ман­чи­ва эта ка­жу­ща­яся в пер­вую се­кун­ду не­под­виж­ность. От фи­гуры к фи­гу­ре на­рас­та­ет дви­же­ние, оно сдер­жан­но и вы­ра­зи­тель­но. Один при­под­ни­ма­ет щит, дру­гой не­тер­пе­ли­во сжи­ма­ет хо­лод­но мер­ца­ющий то­пор, тре­тий тро­га­ет те­ти­ву лу­ка–ско­ро нач­нет­ся бит­ва. Туда, к вра­гу, нап­рав­лены взоры лю­дей, и эта ус­трем­лен­ность под­чер­ки­ва­ет­ся и уси­ли­ва­ет­ся жес­том Дмит­рия Дон­ско­го, указы­ва­юще­го ме­чом в сто­ро­ну та­тар­ских пол­чищ.

Ху­дож­ник за­пе­чат­лел пос­лед­ние ми­нуты за­тишья пе­ред бу­рей, на­рас­та­ющее нап­ря­же­ние пе­ред схват­кой.

Сю­жет­ное и об­раз­ное пос­тро­ение кар­тины та­ко­во, что преды­сто­рия изоб­ра­жен­но­го собы­тия лег­ко угады­ва­ет­ся, так же как и даль­не­йшее раз­ви­тие де­йс­твия. В кар­ти­не чув­ству­ет­ся то, что не изоб­ра­же­но не­пос­ред­ствен­но: гря­ду­щая борь­ба и по­бе­да рус­ских во­йск.

Ком­по­зи­ция по­лот­на пос­тро­ена с рас­че­том под­чер­кнуть спло­чен­ность и мо­но­лит­ность рус­ской ра­ти. Фи­гуры во­инов слов­но вы­рос­ли из зем­ли, покры­той густы­ми, не­хо­жены­ми тра­ва­ми; этих лю­дей не сдви­нешь на­зад, не по­тес­нишь. Но это не зна­чит, что ком­по­зи­ция ста­тич­на. В вы­тя­ну­том ме­че Дмит­рия Дон­ско­го , в фи­гу­ре во­ина, нак­ло­нив­ше­го­ся впе­ред и при­под­ни­ма­юще­го щит с зем­ли, в копь­ях, взятых на­пе­ре­вес,– во всем этом вы­ра­же­но дви­же­ние, ко­то­рое замы­ка­ет­ся спо­ко­йной, мо­гу­чей фи­гу­рой во­ина с то­по­ром. Часть фи­гур сре­за­на ра­мой кар­тины.

Во­йс­ко как бы бес­ко­неч­но про­дол­жа­ет­ся за пре­де­ла­ми по­лот­на. Ряды во­инов сом­кнуты. Од­на фи­гу­ра тес­нит дру­гую, даль­ше видны новые и новые ли­ца, слов­но ог­ром­ная мощ­ная ла­ви­на над­ви­га­ет­ся из глу­бины… Но вот взгляд зри­те­лей ос­та­нав­ли­ва­ет­ся на фи­гу­ре ста­ри­ка, опер­ше­го­ся всем те­лом на древ­ко копья. И соз­да­ет­ся ощу­ще­ние, буд­то дви­же­ние все­го во­йс­ка ос­та­нов­ле­но, сдер­жа­но им, но че­рез нес­коль­ко мгно­ве­ний эта ла­ви­на дви­нет­ся даль­ше.

Так, ис­поль­зуя кон­трасты меж­ду те­ми эле­мен­та­ми кар­тины, ко­торые соз­да­ют ощу­ще­ние не­от­вра­ти­мо­го дви­же­ния всей ра­ти Дмит­рия Дон­ско­го, и те­ми, ко­торые вос­при­ни­ма­ют­ся как пре­пят­ствие это­му труд­но сдер­жи­ва­емо­му дви­же­нию, ху­дож­ник дос­ти­га­ет вы­ра­зи­тель­нос­ти и соб­ран­нос­ти ком­по­зи­ции, под­чер­ки­ва­ет ощу­ще­ние силы и му­жес­тва рус­ских во­инов. Фи­гу­ра Дмит­рия Дон­ско­го чет­ко вы­ри­совы­ва­ет­ся на фо­не чер­но­го зна­ме­ни с зо­лотым Спа­сом. Ху­дож­ник да­ет по­чув­ство­вать его роль – роль пол­ко­вод­ца, воз­глав­ля­юще­го рус­ское во­ин­ство. В то же вре­мя вся груп­па – Дмит­рий и его приб­ли­женные, вы­де­лен­ная ком­по­зи­ци­он­но,– отод­ви­ну­та на зад­ний план. Она не гос­под­ству­ет в кар­ти­не, Дмит­рий Дон­ской не яв­ля­ет­ся главным де­йс­тву­ющим ли­цом, ее ге­рой – все ус­трем­лен­ное впе­ред, го­то­вое к бит­ве рус­ское во­йс­ко.
Ку­ли­ков­ская бит­ва рас­кры­та ав­то­ром как на­род­ная эпо­пея. Рус­ский на­род – вот под­линный ге­рой про­из­ве­де­ния.

Кар­ти­не «Ут­ро на Ку­ли­ко­вом по­ле» при­су­ще чрезвы­ча­йно су­щес­твен­ное для про­из­ве­де­ния на ис­то­ри­чес­кую те­му ка­чес­тво: лю­ди, изоб­ра­женные на по­лот­не, не вос­при­ни­ма­ют­ся «сквозь мглу ве­ков», не ка­жут­ся ар­ха­ичны­ми – на­обо­рот, в них есть си­ла ха­рак­те­ров, близ­ких сов­ре­менным лю­дям, и эти ха­рак­теры об­ри­со­ваны прав­ди­во и убе­ди­тель­но. Буб­нов су­мел уви­деть в во­инах древ­ней Ру­си живых лю­дей и это чув­ство пе­ре­дать зри­те­лю. По­это­му и в су­ро­вом во­ине, чьи ог­ромные нат­ру­женные ру­ки креп­ко сжи­ма­ют копье, и в се­дом ста­ри­ке с мудры­ми, мно­го ви­дев­ши­ми гла­за­ми, и в бе­ло­ку­ром юно­ше, впервые иду­щем в бой, и во мно­гих дру­гих пер­со­на­жах кар­тины есть та ху­до­жес­твен­ная прав­да, ко­то­рая зас­тав­ля­ет ве­рить в них.

Очень час­то в ис­то­ри­чес­ких кар­ти­нах чув­ству­ет­ся ув­ле­че­ние ху­дож­ни­ка вос­про­из­ве­де­ни­ем под­лин­ной об­ста­нов­ки, одежды, ак­сес­су­аров. Шелк, бар­хат, зо­ло­то, бо­гатый ор­на­мент – все это за­час­тую без дол­жно­го от­бо­ра, прос­то по­то­му, что кра­си­во, пе­ре­но­сит­ся в кар­ти­ну и в ре­зуль­та­те зас­ло­ня­ет смысл собы­тия. В кар­ти­не по­яв­ля­ет­ся те­ат­раль­щи­на– все как буд­то пра­виль­но, ис­то­ри­чес­ки дос­то­вер­но, а под­лин­ной правды нет.

Ра­бо­тая над кар­ти­ной, Буб­нов при­да­вал очень боль­шое зна­че­ние то­му, чтобы одеж­да, ору­жие вос­при­ни­ма­лись бы зри­те­лем как пред­меты, не­об­хо­димые в жиз­ни ге­ро­ев кар­тины, а не как му­зе­йные эк­спо­наты.
Ху­дож­ник дол­го и тща­тель­но изу­чал по кни­гам и му­зе­ям одеж­ду и ору­жие, рас­прос­тра­ненные в древ­ней Ру­си. Но он обя­за­тель­но «при­ме­рял» все это к лю­дям, ста­ра­ясь под­смот­реть, нап­ри­мер, как бе­рут копье, щит, как но­сят то или дру­гое оде­яние. Изу­че­ние ис­то­ри­чес­ко­го ма­те­ри­ала он со­че­тал с жиз­ненны­ми наб­лю­де­ни­ями. Ху­дож­ник ос­тро под­ме­ча­ет бы­товые де­та­ли в пов­сед­нев­ной жиз­ни и уме­ет их ис­поль­зо­вать в кар­ти­не. Так по­яви­лись ру­ка­вицы, зат­кнутые за по­яс у копь­енос­ца, и целый ряд ха­рак­терных, под­час мел­ких чер­то­чек бы­та, ко­торые в це­лом соз­да­ют впе­чат­ле­ние боль­шой жиз­нен­нос­ти.

Ра­бо­тая над фи­гу­рой ста­ри­ка с копь­ем, ху­дож­ник за­ду­мал сна­ча­ла опо­ясать его кра­сивым ор­на­мен­ти­ро­ванным ку­ша­ком, но вско­ре унич­то­жил эту эф­фек­тную де­таль, за­ме­нив ку­шак прос­той ве­рев­кой,– это бы­ло бо­лее ес­тес­твен­но для ста­ро­го во­ина и ли­ши­ло его одеж­ду эле­мен­та опер­ной на­ряд­нос­ти.

Буб­нов, стре­мясь сох­ра­нить жиз­нен­ную прав­ду в своей кар­ти­не, не раз­ре­шал се­бе при­ук­ра­сить во­инов опол­че­ния, одетых бед­нее и ху­же кня­жес­ких дру­жин­ни­ков. Он да­лек от лож­ной сти­ли­за­ции, в его по­лот­не нет ве­щей, слов­но взятых нап­ро­кат из ис­то­ри­чес­ко­го му­зея и те­ат­раль­но­го рек­ви­зи­та,– во всех де­та­лях чув­ству­ет­ся ху­до­жес­твен­ная дос­то­вер­ность.

Ху­дож­ник су­мел приб­ли­зить к нам собы­тие да­ле­ко­го прош­ло­го, зас­та­вить зри­те­ля пе­ре­жи­вать его.

При ана­ли­зе кар­тины «Ут­ро на Ку­ли­ко­вом по­ле» не­воль­но вста­ет воп­рос об ис­поль­зо­ва­нии Буб­новым рус­ско­го клас­си­чес­ко­го нас­ле­дия. В этом про­из­ве­де­нии не сле­ду­ет ис­кать вли­яния од­но­го ху­дож­ни­ка.

Вы­сказы­ва­емая иног­да мысль о не­пос­ред­ствен­ном про­дол­же­нии тра­ди­ции В. М. Вас­не­цо­ва в этой кар­ти­не, на наш взгляд, не­вер­на. В «Ут­ре на Ку­ли­ко­вом по­ле» Буб­нов, опи­ра­ясь на ог­ромный опыт рус­ской ис­то­ри­чес­кой жи­во­пи­си и твор­чес­ки прет­во­ряя его, на­хо­дит свой соб­ственный путь, впол­не са­мос­то­ятель­ный и ори­ги­наль­ный.
Стрем­ле­ние Вас­не­цо­ва соз­дать эпи­чес­ки це­лос­тный об­раз на­ро­да не­сом­нен­но соз­вуч­но Буб­но­ву. Но об­разы Вас­не­цо­ва бо­лее ли­ричны и ме­нее ис­то­ри­чес­ки кон­кретны. Дра­ма­тизм кар­тины Буб­но­ва зас­тав­ля­ет ско­рее вспом­нить о В. И. Су­ри­ко­ве, к ко­то­ро­му со­вер­шен­но ес­тес­твен­но об­ра­тил­ся ху­дож­ник при ре­ше­нии ис­то­ри­чес­кой темы.

В кар­ти­не «Ут­ро на Ку­ли­ко­вом по­ле» оп­ти­мис­ти­чес­кое чув­ство про­низы­ва­ет все про­из­ве­де­ние. Соз­да­ние об­ра­за по­беж­да­юще­го на­ро­да, трак­тов­ка Ку­ли­ков­ской битвы как на­род­ной по­беды в борь­бе за на­ци­ональ­ную не­за­ви­си­мость яв­ля­ет­ся зас­лу­гой Буб­но­ва – ху­дож­ни­ка со­вет­ской эпо­хи.